ЮРКА ЮДИН – СЫН ФУТБОЛИСТА.
Володю Юдина знали многие в городе. Он на футбольном поле подрался с немцем. Эка невидаль и что за геройство. А вот геройство, потому что немец тот фашистом был. И за дракой другие фашисты, вооруженные, пусть и болельщики, с трибуны наблюдали. Дело в период оккупации было. И горожане на стадионе были, на противоположной от фашистов трибуне сидели. Юдин махнул через забор и убежал, а местные, не меньшие герои, не дали полицейским его схватить. Известная история.
Сын Юдина Юрка учился со мной в одном классе, в первой школе. В Юркиной внешности ничего не было от матери и по мере взросления он всё больше становился отцовской копией. Не большого роста, коренастый, с идеальными футбольными ногами. Я завидовал его ногам. Такие ноги игроки “накачивают” в зале, такие ноги я видел у футболистов киевского “Динамо”, когда они приезжали играть товарищеский матч с командой нашего города… Юрке они достались даром. Крупные, рельефные мышцы бедра, икроножные как мячики… Он и бегал как футболист, стартовая скорость была отличная, удар правильно поставленный… Он как бы с этим родился. При этом нигде не занимался, не участвовал в соревнованиях и не был футбольным фанатом. На его спортивной фигуре всё сидело ладно. У него первого в классе появились брюки-клеша, светло-синие, с прямыми карманами. И как фасонисто он их носил! Чуть сгорбившись, сунув ладони в карманы и выставив наружу большие пальцы. Клеша и прямые карманы – мечта всех парней второй половины 60-х! ( Советская легкая промышленность молодежь не замечала, она шила на бесполых-рабочая форма- или на мужчин и женщин, варьируя размер от детского до взрослого. Всё, чуть отличное от массовки, шилось в мастерской. Кстати, в младших классах брюки школьной формы были без карманов и появление карманов, пусть и боковых, означало переход в “юноши” ). Помимо школы, Юра учился в “музыкалке” по классу баяна и неплохо пел. Была такая мода, в подражания телевизионным “голубым огонькам”, устраивать “огоньки” в школе и на классных “огоньках” мы танцевали под Юркин баян и слушали его пение ( из любимых у него была “Песня о друге” Высоцкого) . Жили Юдины в доме напротив костёла ( в те годы там находился городской военкомат); Юра был единственным ребенком в семье. Его мать, с лицом страдающей мадонны, была в вечной тревоге за сына. Помню,как в десятом классе она прибегала к “классной” советоваться что делать – Юрку охмурила взрослая женщина. Из ребят нашего класса он первый стал мужчиной.
После школы мы виделись редко. Женат он был дважды; во втором браке двое сыновей. Работал на металлургическом комбинате, в “горячем” цехе, как и его отец. Последний раз мы нормально посидели как друзья-одноклассники где-то в начале 90-х. Повод был печальный. Я, Юра, Саша Бойко и Юра Титков пришли к Ларисе, вдове Саши Баранника. Заработав “горячий стаж”, Юра вышел на раннюю пенсию. Государство знало, что делало. Долго этим ранним пенсионерам оно не платило. Уезжая из страны, я зашел к Юре попрощаться. Он жил на Левом, недалеко от меня. Долго не сиропились. Обнялись с пожеланием еще свидеться. Тогда Юрка мне и сказал,что у него начало прихватывать сердце.
Он не хотел повторения судьбы своего отца – и повторил его путь. Как и отец, при всех задатках, он не стал профессиональным футболистов, как и отец, работал на заводе, на том же заводе, на вредном производстве, как и отец, оставил там здоровье, и ушел из жизни рано, в том же возрасте, что и его отец.
Михаил Либенсон (Misha Libenson)
